Моему сердцу

ты бьёшься, словно раненая птица,
преследуя любовь, как солнца свет,
а я пытаюсь за тебя молиться,
захлёбываясь дымом сигарет.

не плачь, моё хорошее, не стоит…
я знаю: очень холодно тебе…
но в пляске аритмии синусоид
ты не растравливай себя и не робей…

давно пора тебе остановиться:
твой плач порою просто нестерпим.
зачем ты, жадно всматриваясь в лица,
напоминаешь мне о том, что не любим?

я виноват перед тобой и я не спорю:
тебя ни перед кем не защищал,
и в сотнях романтических историй
тебя я беспощадно истязал…

никто из тех, к кому ты привязалось,
тобой не дорожил, тобой не жил,
никто из тех, кому ты доставалось,
тебя, на самом деле, не любил.

Окончен бал, но свечи всё не гаснут…

окончен бал, но свечи всё не гаснут:
их трепетом пронизаны слова,
в которых заискрился смысл опасный,
когда я вдруг тебя поцеловал.

ты робко попыталась отстраниться,
глаза твои наполнились мольбой,
но не помог тебе от чувств моих укрыться
наивный всплеск изнеженной рукой.

рассветом просияла синева…
я приготовил завтрак и ушёл…
я не хотел, чтоб всё испортили слова,
испепеляющие смыслом ночи шёлк.

Robert Gernhardt — »Ach!«

[RU/DE]

Ach, noch in der letzten Stunde
werde ich verbindlich sein.
Klopft der Tod an meine Türe,
rufe ich geschwind: Herein!

Woran soll es gehn? Ans Sterben?
Hab ich zwar noch nie gemacht,
doch wir werd’n das Kind schon schaukeln —
na, das wäre ja gelacht!

Interessant so eine Sanduhr!
Ja, die halt ich gern mal fest.
Ach – und das ist Ihre Sense?
Und die gibt mir dann den Rest?

Wohin soll ich mich jetzt wenden?
Links? Von Ihnen aus gesehn?
Ach, von mir aus! Bis zur Grube?
Und wie soll es weitergehn?

Ja, die Uhr ist abgelaufen.
Wollen Sie die jetzt zurück?
Gibts die irgendwo zu kaufen?
Ein so ausgefall’nes Stück

Findet man nicht alle Tage,
womit ich nur sagen will
— ach! Ich soll hier nichts mehr sagen?
Geht in Ordnung! Bin schon

Из Роберта Гернхардта — «Ах!»

[RU/DE]

Даже в час последний, верь мне,
я сама любезность буду.
Постучится смерть за дверью:
«Заходи скорее, чудо!

И куда теперь идти мне?
Раньше я не умирал,
но попробую прикинуть
мёртвый на себя оскал!

Как песок в часах искрится!
Я его остановлю!
Где коса твоя, сестрица?
Растрепалась, я смотрю?

Так, показывай дорогу?
Что? Левее? От тебя?
Ах, направо? Так? Немного?
Что? Могила там моя?»

Что ж, часы уж пролетели…
Их вернуть нельзя никак?
И не купишь, в самом деле,
рюмку жизни за пятак…

Дни идут, а мы не знаем,
что мы скажем впопыхах,
в миг, когда её узнаем:
— Смерть? ЗА МНОЙ? Так быстро!!! Ах…

Ты думала, что не снести…

ты думала, что не снести,
душе изысканной поэта
насмешек чопорного света
и душу светом не спасти.

ты думала, что я сопьюсь,
что мне не пережить обмана,
и что смертельной будет рана,
и что меня раздавит грусть.

ты думала, среди людей,
как в многотомном альманахе,
никто послать не сможет на хер
красивейшую из блядей…

Небесной нежности тепло…

небесной нежности тепло
растапливает холод ночи,
но жизни всплеск так краткосрочен,
и наше время истекло.

ты страсть не приняла мою,
моей ты испугалась власти,
ты нас двоих лишила счастья,
мне предложив сыграть вничью.

ты защитила свой покой
(жить без любви, конечно, проще)
и не пошла за мной на ощупь,
когда позвал тебя с собой.

я мог тобою овладеть,
беспечно поиграть и бросить,
но с чувствами не шутит осень,
чтоб до зимы не умереть.

ты так и не смогла понять,
что я с любовью не играю,
я с ней живу, дышу, летаю,
и мне себя не поменять.

меня не сможешь ты забыть:
ведь никогда не забывают
тех, кто любовью окрыляет,
кто без любви не может жить.

Жизнь, превращённая в окурок…

жизнь, превращённая в окурок,
последней искрой попрощалась.
финалом стала увертюра.
безмолвно расплескалась жалость.

смирение больно источилось
надтреснувшим крахмалом пытки.
надежд предательская милость
иссякла проседью ошибки.

и огненному взрыву света
свой след ни в ком не рассмотреть.
как быстро тает сигарета,
рождённая, чтоб умереть…