Сарказм мой часто бесит идиотов…

сарказм мой часто бесит идиотов,
изнеженных коробит мой цинизм,
моя уверенность нервирует задротов,
а внешность вызывает онанизм.

моя судьба с ума сведёт фантастов,
и жизнь моя — угарный сериал:
другим хватило бы годков на полтораста
того, что пережил и повидал.

я с уважением послушаю седого,
я просто так люблю цветы дарить,
но никогда не подпущу я снова
того, кто вздумает учить меня, как жить.

я не стесняюсь, что распущенные бляди
мне верными становятся на раз,
идите на хуй, ослепительные дяди:
уж я-то знаю, кто мужик, кто пидорас.

и даже в мыслях не вернусь обратно
туда, где столько раз играл с огнём.
мои ошибки — как угрей пацанских пятна:
сумеем повзрослеть, когда умрём.

и пусть на мне клейма нема где ставить,
я не люблю ни кур, ни петухов,
но без ошибок жизнь была б скучна ведь,
как истинная святость без грехов.

Той встречи не должно было случиться…

той встречи не должно было случиться…
надежде той не стоило кадить…
совсем чуть-чуть я поспешил влюбиться,
но не успел тебя в себя влюбить…

лишь опьяненный нежности дурманом,
я смог всё, наслаждаясь, пережить,
и появление твоё не счесть обманом,
и, отпустив тебя, не позабыть…

я сам себя сомнением обидел,
не веря в то, что слышал, в то, что мог…
я восхищался, любовался и не видел,
что окрыленности моей прописан срок…

и вот однажды, в воскресенье пополудни
я понял, что ты больше не со мной,
и солнцем озарившиеся будни
мою надежду сделали смешной…

пикируя, над нами стынут птицы,
прощая всё, под нами тает твердь,
совсем чуть-чуть я поспешил родиться
и не сумел до срока умереть…

Цена моим слезам — две банки пива…

цена моим слезам — две банки пива.
моим желаниям предел — твои глаза.
ты так обворожительно красива,
как будто Бог меня тобою наказал.

мне в отражении своём тебя не видно.
как жаль, что врать не могут зеркала.
перед тобой мне за себя немножко стыдно:
ведь ты должна была прийти, но не пришла.

я жду тебя, от боли стиснув зубы.
терплю себя, не нужного тебе.
во сне всегда твои целую губы,
а наяву кусаю губы в кровь себе.

я жду тебя, а ты все не приходишь.
и снова без тебя я спать ложусь.
но ты напрасно из себя меня выводишь:
я знаю, что ты есть, и я дождусь.

Без приглашения в чужую жизнь не лезь…

без приглашения в чужую жизнь не лезь.
в твою же жизнь, заметь, никто не лезет.
ты думаешь, что можешь быть полезен,
что ты волшебный, не такой какой-то весь.

и ты, мечтая встретить не такую,
каких всегда до этого встречал,
за хвост павлиний принимаешь тую
и забываешь, что кругом полно зеркал.

и вот ты видишь неожиданно подругу
(конечно, не в реале, а в сети),
и красотой она слывет на всю округу
(ну хоть теперь тебе должно с ней повезти!).

ты пишешь: «Как дела?» — она: «Порядок.
Как выходные?» — отвечаешь: «Удались!»
и, выпадая в семантический осадок,
вдруг получаешь: «Сам, блять, сука, удались!»

А если, не задумываясь, жить…

а если, не задумываясь, жить,
водой и воздухом бесцельно наслаждаясь,
и, в солнечных лучах испепеляясь,
безумствовать, восторженно грешить?

а если разумений не просить,
а если доверять судьбе как чуду,
и видеть только волшебство повсюду,
себе не веря, что такое может быть?

а если разучиться понимать
и благодарно раствориться в ощущении,
что осознание вины и есть прощение
и вся Вселенная теперь — твоя кровать?

а если только радостно парить,
не обижаясь, не стесняясь, не стеная,
и верить только в то, что жизнь земная
затем лишь создана, чтобы любить?..

конечно, можно, не задумываясь, жить,
дарить и, восхищаясь, не губить…

проблема в том, что это состояние
недостижимо без Божественного Знания…

Я перестал смотреть тебе в глаза…

я перестал смотреть тебе в глаза
не от того, что в них боюсь увидеть,
а потому что тем, что не сказал,
я не хочу опять тебя обидеть.

в моем отчаянии ты видела игру,
в твоей любви я видел любование,
но повод был один у расставания:
я знал, что без тебя я не умру.

я не умею ни любить, ни быть любимым,
и это понимание — не грех.
пусть облегчения слезами брызнет смех,
чтоб сердце сохранилось невредимым.

когда нас душит безответности цунами,
подумаем: а любим ли мы сами?

Как быть? не бойся высоты…

как быть? не бойся высоты:
теперь придется жить без спроса,
а грубые подтексты красоты
потом размокнут каплями из носа.

пусть жгучий лед заснеженной степи
гордыню глупости спокойно обнажает,
в себе чужие недостатки потерпи:
кто не обижен никогда не обижает.

когда земной любви простой закон
воспримешь с благодарностью, как чудо,
расслышишь в тишине набат икон,
в полотна превратив свои этюды…

Миг

Из Святослава Вакарчука

Капли крови на пустом конверте
скажут то, что не написано в письме,
на пороге своей мужественной смерти
ты к себе вернешься по весне.

Умирая в искореженной пустыне,
ты увидишь снова отчий дом,
где все ждут тебя, и каша стынет,
и отец тебе читает перед сном.

Первую любовь свою увидишь,
улыбнешься ей, она тебя простит,
и теперь её ты точно не покинешь:
только то, что любим, не болит.

Лишь теперь ты написать захочешь
то, чего при жизни не сказал,
на пороге бездыханной ночи
станешь тем, кем Бог тебя создал.

И душа умоется слезами,
и в последний раз блеснет рассвет,
и в свинце под сердцем вспыхнет пламя,
и почувствуешь, что смерти больше нет…

В безмолвия подлунном серебре…

в безмолвия подлунном серебре,
в безверии пустого рифмоплётства
обезображенность как присказка уродства
нас, унижая, делает добрей.

в недосягаемости — искренность желаний,
в отверженности — истинность идей,
в жестокости отчаянных признаний —
капризы избалованных детей.

из пёстрых пазлов собирая Лего,
прощаясь с не простившими тебя,
ты честностью своей себя губя,
другим оставишь деньги, секс и эго.

через смирение приблизишься к Пути,
через падение приблизишься к высотам,
в самозабвении ты угадаешь, кто ты,
в самоутрате сможешь вновь себя найти.

когда безжалостной пустыни тишина
тебе откажет в покаянии без срока,
услышишь ты пророчество пророка:
лишь в недоверии к себе твоя вина.

Виктору Пелевину

манит меня Маня посидеть
за бокалом водки или с кружкой пива,
от неё успел я облысеть:
до чего ж она нелепа и красива!

Маню манят в подворотню кобели,
и не может Маня верной мне остаться,
а вчера мне обоссала «Жигули»
и опять пошла на улицу… смеяться.

мне обидно, но готовлю ей еду:
прибежит на задних лапах — жрать захочет.
я давно бы утопил её в пруду,
но стесняюсь превышения полномочий.

я любил её, ласкал её — и что?
мне судьба опять преподнесла науку:
никогда я не прощу себя за то,
что завёл себе не кобеля, а суку…