как инородная артистка,
прической сцену подметёшь
и с откровенностью нудистской
ты ложь сорвёшь с довольных рож.
потом сорвешь оваций бурю,
потом живых цветов курган,
потом рецензий море дури,
потом восторгов океан.
но через много лет услышишь
и ты последний свой звонок,
сойдешь в тираж, сойдя с афиши:
ведь мир театра так жесток.
в своей никчёмности устанешь
к глазам прикладывать платок,
саму себя же не обманешь:
без сцены ты для них никто.
и анекдоты идиотов
наполнишь сочною лозой,
и желторотых обормотов
сразишь улыбкой как слезой,
и в славе, подлинно народной,
вне ханжества, вне чепухи,
от лицемерия свободной
Ахматовой прочтёшь стихи,
и вспомнишь Мулины манеры,
нервировавшие звезду:
«Идите в жопу, пионЭры!
А Вы, вожатая, — ФПИСДУ!»