Изнеженна, как роза не ветру…

изнеженна, как роза не ветру,
что в проруби топиться собиралась,
она давно забыла свой маршрут,
она устала, просто заебалась…

измучена вином и коньяком,
давно пощады просит её печень,
а дни летят… летят порожняком,
да и наполнить, по-хорошему, их нечем…

зачем жила? зачем росла? цвела?
зачем шипами близких обижала?
зачем понять так долго не могла,
что жалило её её же жало?..

и вот теперь в гербарии сухом
она покоится, как мумия, навечно…

как часто мы считаем то грехом,
в чём разглядеть не можем человечность…

Прошу, мадам, не надо слёз…

прошу, мадам, не надо слёз:
слезами горю не поможешь…
пусть жалят нас шипы от роз:
без этих ран любить не сможешь…

когда бесшумно поутру
ты нежно солнцу улыбнёшься,
его лучи печаль сотрут,
и ты опять к себе вернешься…

забудешь всё, что он сказал,
простишь за всё, расправишь крылья…
никто из нас не идеал,
чтоб сказку не испортить былью…

Тоски нытьё я успокою…

тоски нытьё я успокою.
к потерям мне не привыкать.
начну бесстрастным быть с тобою
и первых встречных целовать.

и дел случайных круг привычный
меня к себе опять вернёт,
и в обесточенности личной
бесчувственность меня спасёт.

и близкий друг в моей улыбке
легко отчаяние прочтёт,
и слог, от слёз солёно-липкий,
свой смысл в рифме обретёт.

из строчек, рвущихся наружу,
потом легко слеплю рассказ
о том, как снова стал ненужен…
одно и то же… столько раз…

уже и силы на пределе,
и облысела голова…
но вместо радостной свирели
опять прощания слова…

ну что ж… в ответ немного грустно
я улыбнусь через плечо…
не так чтоб выжжено, но… пусто…
да всё нормально… ладно, чо…

Сурова прошлого цена…

сурова прошлого цена:
израненность души — расплата.
когда с самим собой война,
на сердце шрамы от заплаток…

— болит? — не очень. — ноет? — сильно.
— зачем? — так надо. — честно? — да.
— не быть тебе уже стерильным…
— а быть любимым? — никогда.

— а жить тогда зачем? — подумай.
— послушай, не еби мне мозг.
— ты сам себя… того… не вздумай!
— да всё в порядке. не вопрос.

— ты не слабак, но, как ребенок,
наивен, искренен и смел…
ты глуп, как маленький телёнок,
и жизнь понять ты не сумел…

— я слишком быстро увлекаюсь?
— погодь, ты не о том, малыш…
— в чужие сны, как смерч, врываюсь..
— ага! и в них, как слон, храпишь…

— так я не создан для блаженства?
— вообще-то… как тебе сказать…
судьба — не брачное агентство…
— да что ж такое, твою мать!

— котён, давай-ка без истерик.
ты жизнь не раз свою губил,
не открывал другим Америк,
когда бухал, торчал, чудил…

ты шёл к себе путём опасным,
усеян трупами тот путь…
ты помогал другим несчастным
от страшных пыток отдохнуть…

ты свою душу рвал на части,
своё тепло другим дарил,
себя сжигал в истошной страсти,
ты как родных чужих любил!

ты видел столько… столько вынес…
гордись хоть тем, что уцелел!
и в том, что знаешь, — самый цимес!
ты сам себя преодолел!

ты столько женщин знал красивых!
таких парней крутых встречал!
из ситуаций щекотливых
всегда изящно выезжал…

в бандитах видел ты мальчишек,
побитых, как и ты, судьбой.
в простых блядях — любви излишек,
в ментах — желание быть собой…

и ради тех, кому ты нужен,
забудь о том, что одинок,
что безразличием простужен,
что неприкаян, как щенок…

и пусть ты дал своей надежде
себя, как лоха, развести:
не будет так, как было прежде,
когда хрустели лопасти…

и пережитого страницу
сумеешь сам перелистнуть…
— свободным стану я, как птица?!
— свободным? от себя? забудь…

Нас обесцвеченность порой…

нас обесцвеченность порой,
как тренер ловкий, напрягает,
и чёрно-белой мишурой
на нервах хитренько играет:

«Привыкни к этой пустоте…
Ведь спектр красок истощает…
Всмотрись сама: с тобой не те,
кто жизнь твою обогащает…

Взгляни спокойно на себя:
самодостаточна, красива…
И не психуй, ему грубя,
а просто «нет» скажи брезгливо…

Пусть тот, кто красок карнавал
испортил пьяной глупой шуткой,
своей тебя не называл,
к твоим капризам был нечуткий…

Пусть неприкаянности вязь
в тягучий стих опять вольётся…
Ко всем чертям пошли, смеясь,
того, в ком чувство шевельнётся…

Не смей себя за то казнить,
что рядом с ним ты не осталась.
Ведь ничего не изменить:
случилось то, чего боялась!

Ну ладно. Так и быть: поплачь.
Да не ори: весь двор разбудишь!
И, кстати, время — лучший врач.
Его ты скоро позабудешь…»

а сердце правдою слепой
казнит тебя невыносимо:
«Он был не просто так с тобой…
Но не смогла ты быть любимой…»

Устал. Покой меня не любит…

устал. покой меня не любит.
час робкой тишины настал.
любимые всегда нас губят,
играя в некий ритуал.

зачем опять перед глазами
твоей улыбки нежной свет?
зачем играть в любовь с козлами,
их умножая бед букет?

нас манит тишина уюта,
но тонем в смраде глухоты,
когда всего нужней кому-то
все кто угодно, но не ты…

и выдыхая гул обиды,
мы отпускаем, всё простив.
и, всем не подавая вида,
в себе мы гасим боли взрыв.

самоиронией защитной
мы сердца замедляем стон,
и в нежности кровопролитной
наш тихий ропот растворён.

ну не судьба быть с кем-то рядом.
ну что теперь? убить себя?
такой у Бога уж порядок:
себя губить, не тех любя…

Мы целовались — звезды слепли…

мы целовались — звезды слепли,
и было трудно нам дышать.
и без пустых и лишних реплик
сама легла под нас кровать…

я раздражал тебя до стонов,
я разряжал свой пыл в тебя,
в проникновении бетонном
себя губил, тебя любя…

я знал, что рано или поздно
придет безумию конец…
зачем опять прозрели звёзды!
зачем влюбился я глупец!

я не вернусь, но буду рядом,
благодаря за сладкий миг,
когда под стонов листопадом
с тобой я сам себя постиг…

Любви изысканной игрушкой…

любви изысканной игрушкой
я был у Ваших ног, мадам…
не зная, что попал в ловушку,
я безгранично верил Вам…

меня пленила Ваша смелость,
и то, каким я с Вами был,
и то, как Вам меня хотелось,
дразнило мой животный пыл…

Вас вспоминая, я томился,
часы минутами считал,
всё время рядом быть стремился
и от восторга пропадал…

потом Вы от меня устали,
и я случайно вдруг узнал,
что сердце Ваше крепче стали,
как бриллиантовый кристалл…

на что надеялся? не знаю…
бессмысленно теперь вникать.
без Вас не то что изнываю,
но и не так чтоб наплевать…

меня Вы быстро разлюбили,
но долго я понять не мог,
что всё, чем страсть мою вскормили,
был на веревочке кусок…

Вы не писали мне, я знаю…

Вы не писали мне, я знаю:
бухали с кем-то Вы вчера…
и эта Ваша жизнь двойная —
обиды ветреной игра…

я размечтался, как ребёнок,
но обманули Вы меня…
Вы были круче всех девчонок,
меня надеждою маня…

своей улыбкой белозубой
меня сжирали, словно моль,
язвили, как свинья под дубом,
о том, что толку во мне ноль…

конечно, всё я понимаю:
куда мне в Ваш калашный ряд…
просплюсь и снова забухаю,
небрит, заброшен и помят…

в гламурный мир Ваш от Кардена
бессрочно мне заказан путь,
и больше Вас я не раздену,
не поцелую Вашу грудь…

как с яблонь дым, Вы друг пропали,
и я усвою сей урок…
я знаю: Вы мне не писали,
чтоб первым бросить Вас не смог…

Была гроза, лил дождь стеной…

была гроза, лил дождь стеной,
деревья землю целовали…
и слышал я протяжный вой,
в котором тучи танцевали…

как молния, слепила тьма,
катком меня давило небо,
коловращения тюрьма
насущного просила хлеба…

глушила ненавистью блажь,
зверели, всё сметая, воды,
ловили листья свой кураж,
слепя собой громоотводы…

всё в страшной пляске обновлялось,
сквозь смерть к рождению маня,
когда случайно ты призналась,
что в твоей жизни нет меня…