На Небе вечность — только миг…

на Небе вечность — только миг,
а на Земле миг — слишком много,
кто жить вне времени привык,
тот обретёт свою дорогу.

на Небе километры — штрих,
а на Земле — как муки Ада.
так укрупняет смысл стих,
когда словам так тесно рядом.

на Небе боль — как элексир,
а на Земле — источник мести,
и как бы ни был трезв факир,
обман — всё время против шерсти.

на Небе тишина — как гром,
а на Земле — начало праха,
на Небе смерть — лишь водоём,
а на Земле — источник страха.

на Небе все чисты, как дети,
на Небе тюрем нет и пыток,
зачем же на родной планете
мы искажаем жизни свиток?

зачем моралью унижаем
того, кто нравственней и чище?
зачем мы с чувствами играем,
как с полкопейкой жалкий нищий?

в других мы видим только то,
что разглядеть в себе боимся,
ведь без любви мы все никто,
самим себе мы только снимся.

но сладость гадостей своих
нам вечно будет слаще счастья,
ведь чтоб любить людей живых,
под их приходится быть властью.

и если не готов забыть
убогость собственной морали,
не смей судить, не смей казнить
по обе стороны медали.

на Небе места нет убогим,
а на Земле им несть числа.
любить дано совсем немногим —
лишь тем, кого Любовь спасла.

Когда не предают в ответ…

когда не предают в ответ,
безмолвной радостью спасая
и вновь из добровольных бед
тебя под небо увлекая,

когда сияет светом боль,
тобой внесённая под кожу,
когда прощения мозоль
так ноет, что уснуть не можешь,

ты на последний сердца крик
не обернёшься, чтоб не сглазить,
и с тишиной в бескрайний миг
сольёшься в ступорном экстазе.

и лишь улыбки приговор
тебя заставит извиниться:
прости, что сам себя, как вор,
я к дьяволу отвёл в темницу.

и лишь прощением твоим
я вымолю себя до срока,
и прошлого растает дым,
не выдержав любви урока

После Родины

из безграничной пограничности покоя
я оглянусь на язвы прошлых лет
и удивления стыдливого не скрою,
рассматривая бед своих букет.

пусть было фейерверков в жизни много,
пусть тихо ноют шрамы от ракет,
пусть был я с полдороги недотрога,
пусть был угарным промискуитет.

без Родины, меня уже забывшей,
как забывают искренних блядей,
я, вероятно, скоро стану бывшим
в судьбе огромного количества людей.

и улыбнутся мне чужих родные лица,
открытые для света и тепла,
и «бездуховная», «гнилая» заграница
мне станет тем, чем стать Россия не смогла.