Журчит фонтан хрустальным серебром…

журчит фонтан хрустальным серебром,
и сумерки прохладой нежной дышат,
далёкого веселья шум не слышен,
как будто прожитым весь космос оглушён.

просторно во Вселенной одному:
никто не согревает, не мешает…
одно лишь Солнце нежно утешает
и прячет от меня мою Луну.

природы маленькой частицей я отцвёл
без поражений, без побед, влюблённый в небо…
прикованный к себе, собой я не был:
от этой пытки Бог меня отвёл.

и мой весёлый театральный склад ума
играл со мной всегда, как кот с мышонком;
и, перезрев, я снова стал ребёнком
и завершил с самим собой роман.

я отпустил себя на волю без причины,
не возлюбив, не оскорбившись, не предав.
я не стыжусь того, в чём был неправ:
мужчина прав всегда по праву быть мужчиной.

С улыбкой на губах…

с улыбкой на губах
я быстро постарел,
совсем забыв про страх
и времени предел.

я стал честнее жить,
грубее отвечать,
зачем-то бросил пить
и полюбил молчать.

я перестал мечтать
иметь свой тихий дом
и бросил замечать
вокруг сплошной облом.

я смысл потерял,
судьбы утратил нить,
заметно полинял:
я просто бросил жить.

Мы обжигаемся, влюбляясь в пустоту…

мы обжигаемся, влюбляясь в пустоту,
наполненную жаждой обладания,
и, не услышав вслед ответного признания,
в себе хороним светлую мечту.

мы навыдумываем поводов себе
для самоистязания как роли,
и зашифруемся, и скроем все пароли
от самых главных встреч в своей судьбе.

мы позабудем шум реки и дым костра,
и тот тягуче-сладострастный тихий вечер,
когда мечтали мы с тобой быть вместе вечно,
и долго жить беспечно лет до ста…

ты разлюбила, я потом переболел
обидой, болью, глупостью и гневом.

да будет тот благословенен Небом,
кто в чувства наиграться не успел!..

Лес ночной почти не дышит…

лес ночной почти не дышит,
лишь порог реки шумит,
горы спят под звёздной крышей,
нежно шелестит самшит.

растворяясь в вязкой сказке
вязью строчек, чувств и лет,
по божественной подсказке
нахожу на жизнь ответ.

и снимаются вопросы,
и стихов немеет шум,
и становится всё просто
в многотомных текстах сумм.

и украдкой для порядка
снова раны осмотрю:
где-то в сердце неполадка,
и душа зовёт зарю,

мышцы ноют от простоя,
сам горю, но не согрет,
и не льётся в рот спиртное,
тает дым от сигарет…

листья влажные целует
на рассвете свежесть дня…
к жизни смерть меня ревнует…
значит, влюблена в меня…

Проходит день, закат всё ближе…

проходит день, закат всё ближе,
всё беспричинней тишина,
и многих больше не увижу,
не выпью с ними я вина.

и шуткам старым скучно станет
в ухмылках тех, кто всё решил.
и кто-то нас потом помянет
из тех, кто всех нас пережил.

забыв о тех, кто не ответил
на непоставленный вопрос,
мы обижаемся, как дети,
на Неба слишком строгий спрос.

мы не приснимся никому
в своей циничной простоте,
и лишь немногие поймут,
как мир без нас вдруг опустел.

Приступ

рой демонов летит за мной.
их вой я слышу за спиной.
и не укрыться за стеной,
пронзённой полною луной.

браслеты прошлого на мне,
я предан этой тишине,
в которой, будто бы во сне,
я кровь свою сдаю Луне.

вокруг да около брожу,
но помощи не нахожу
и только ужас навожу
на тех, в чью жизнь порой вхожу.

и никому не рассказать,
как холодна моя кровать,
как утром хочется кричать,
но некого на помощь звать.

я был за краем, и теперь
туда всегда открыта дверь,
и опыт смерти и потерь
со мной как самый верный зверь.

и нету рядом никого,
кто смог бы душу из оков
без обсуждений и торгов
из адских выдернуть кругов.

и под грехов своих конвоем
на этом страшном поле боя,
поддержки с флангов не достоин,
один, как озверевший воин,

стою, шатаясь, не дыша,
боясь неверный сделать шаг,
и тает солнца жаркий шар,
и возвращается кошмар.

и смерть, как пламенный магнит,
опять меня к себе манит.
и нет того, кто защитит:
ведь я… давным-давно… убит.

Спят усталые игрушки…

Спустя семь минут после окончания мистерии «Один-за-всех».

спят усталые игрушки,
на окне свеча горит.
по квартирам, как в ракушках,
человечество сопит.

в полнолуние раздумий
пелена туманит сон.
труд закончен, словно умер,
словно кем-то отлучён.

пустота погасит гордость
тем, что написать сумел,
слабость вдруг проявит твёрдость
и навалит новых дел.

и в страницах отстранится
текст, которым долго жил,
и в душе вдруг заискрится:
«Ай-да Сашка! Сукин сын!»

Кто-то ждёт чего-то у окошка…

кто-то ждёт чего-то у окошка,
кто-то выключать боится свет,
у кого-то на душе скребутся кошки
в поисках вопроса на ответ.

грустно утром на чужом балконе.
чашка кофе, сигаретный дым.
тонет чья-то страсть в ритмичном стоне…
и стучит вискарь в висках: «Опять один»…

непрозрачна мудрость мироздания,
не дающего самим нам выбрать путь.
одиночество — несложное задание…
справлюсь потихоньку как-нибудь.

Спасибо вам, предатели-«друзья»…

спасибо вам, предатели-«друзья».
спасибо тем, кто лихо отвернулся.
ведь не упал я — только спотыкнулся,
я не забыл, я только вспомнил, кто я.

спасибо женщинам, оставившим меня:
вы обесточили во мне всё, что болело.
спасибо, что со мной вы были смело,
спасибо, что я с вами был свинья.

спасибо всем, кому я безразличен:
вы приучили к одиночеству меня:
не обнадёживая лестью, не маня,
меня заставили себе стать симпатичным.

спасибо тем, кто помогал мне опуститься:
без вас мне никогда бы не взлететь.
простите все, с кем не успел проститься,
когда вернулся в жизнь, покинув смерть.

спасибо тем, кого любил я безответно,
за то, что вами не был я любим.
спасибо тем, кто побоялся стать своим,
за то, что понял, что судьба не беспросветна.

спасибо всем, кто стал бездушною стеной,
в которой я искал наивно двери.
спасибо вам за то, что я в вас верил.
спасибо всем, кто больше не со мной.

Дождь шумит, не умолкая…

дождь шумит, не умолкая,
но его никто не слышит,
и печаль его стекает
одиночеством по крышам.

и ведь никому не нужен
этот дождик бесконечный,
раздражают его лужи,
как следы стихов о вечном…

так и я, как бедолага,
строчек вязких хороводом
заливаю души влагой,
лью потоком мыслей воду.

и меня никто не слышит,
вой за ветер принимая,
и мой голос тише, тише,
и слова бесследно тают.

но я знаю, что напрасно
тишина меня тревожит:
дождь идёт, идёт бесстрастно…
не идти-то он не может.