тебе под сорок, ей не восемнадцать,
и в легкомысленность играть уже смешно
и нет желания как раньше одеваться
и проливать, чтоб познакомиться, вино.
и ей ты предложить себя не сможешь.
не потому, что там мешается другой,
а потому, что под твоей уставшей кожей
кровь не бурлит, а шепчется рекой.
ты не сгоришь, хотя сгореть сумеешь,
не потому что больше нечему гореть,
а потому что больше не поверишь,
что сможешь хоть кого-нибудь согреть.
и снова в маске шутовской, как на расправу,
из дома выйдешь подшофе, как в неглиже,
и вдруг поймешь, перелистав октаву,
что впереди не «всё ещё», а лишь «уже»