любви небесной талисман
в глуши рассудочной резвится,
не зная, как остановиться,
он рьяно от восторга пьян.
он серебристой тишиной
любуется, как сумасшедший,
и в пасторали снизошедшей
он обеспечен сам собой.
его сомнений кавалькада
насмешек вызывает всплеск,
и одиночества гротеск —
его достойная награда.
он потускнеет от обид
и перестанет улыбаться:
ведь быть сложнее, чем казаться,
тем более, когда убит.
я долго с ним дружил, мы пили
прозеко, водку и вино,
и пиво литрами глушили,
пока не вышел он в окно.
я проводил его в туманы,
улыбкой всё ему простил:
мы все живём, пока мы пьяны,
пока нас разум не накрыл…
однажды ночью он явился,
спросил: «Скучаешь или чо?» —
и через левое плечо
устало как-то покосился.
мы засмеялись, обнялись,
бутылку водки раздавили,
и, захмелев, постановили:
«За жизнь! И всё конём ебись…»