Мы обжигаемся, влюбляясь в пустоту…

мы обжигаемся, влюбляясь в пустоту,
наполненную жаждой обладания,
и, не услышав вслед ответного признания,
в себе хороним светлую мечту.

мы навыдумываем поводов себе
для самоистязания как роли,
и зашифруемся, и скроем все пароли
от самых главных встреч в своей судьбе.

мы позабудем шум реки и дым костра,
и тот тягуче-сладострастный тихий вечер,
когда мечтали мы с тобой быть вместе вечно,
и долго жить беспечно лет до ста…

ты разлюбила, я потом переболел
обидой, болью, глупостью и гневом.

да будет тот благословенен Небом,
кто в чувства наиграться не успел!..

Лес ночной почти не дышит…

лес ночной почти не дышит,
лишь порог реки шумит,
горы спят под звёздной крышей,
нежно шелестит самшит.

растворяясь в вязкой сказке
вязью строчек, чувств и лет,
по божественной подсказке
нахожу на жизнь ответ.

и снимаются вопросы,
и стихов немеет шум,
и становится всё просто
в многотомных текстах сумм.

и украдкой для порядка
снова раны осмотрю:
где-то в сердце неполадка,
и душа зовёт зарю,

мышцы ноют от простоя,
сам горю, но не согрет,
и не льётся в рот спиртное,
тает дым от сигарет…

листья влажные целует
на рассвете свежесть дня…
к жизни смерть меня ревнует…
значит, влюблена в меня…

Проходит день, закат всё ближе…

проходит день, закат всё ближе,
всё беспричинней тишина,
и многих больше не увижу,
не выпью с ними я вина.

и шуткам старым скучно станет
в ухмылках тех, кто всё решил.
и кто-то нас потом помянет
из тех, кто всех нас пережил.

забыв о тех, кто не ответил
на непоставленный вопрос,
мы обижаемся, как дети,
на Неба слишком строгий спрос.

мы не приснимся никому
в своей циничной простоте,
и лишь немногие поймут,
как мир без нас вдруг опустел.

Приступ

рой демонов летит за мной.
их вой я слышу за спиной.
и не укрыться за стеной,
пронзённой полною луной.

браслеты прошлого на мне,
я предан этой тишине,
в которой, будто бы во сне,
я кровь свою сдаю Луне.

вокруг да около брожу,
но помощи не нахожу
и только ужас навожу
на тех, в чью жизнь порой вхожу.

и никому не рассказать,
как холодна моя кровать,
как утром хочется кричать,
но некого на помощь звать.

я был за краем, и теперь
туда всегда открыта дверь,
и опыт смерти и потерь
со мной как самый верный зверь.

и нету рядом никого,
кто смог бы душу из оков
без обсуждений и торгов
из адских выдернуть кругов.

и под грехов своих конвоем
на этом страшном поле боя,
поддержки с флангов не достоин,
один, как озверевший воин,

стою, шатаясь, не дыша,
боясь неверный сделать шаг,
и тает солнца жаркий шар,
и возвращается кошмар.

и смерть, как пламенный магнит,
опять меня к себе манит.
и нет того, кто защитит:
ведь я… давным-давно… убит.

Спят усталые игрушки…

Спустя семь минут после окончания мистерии «Один-за-всех».

спят усталые игрушки,
на окне свеча горит.
по квартирам, как в ракушках,
человечество сопит.

в полнолуние раздумий
пелена туманит сон.
труд закончен, словно умер,
словно кем-то отлучён.

пустота погасит гордость
тем, что написать сумел,
слабость вдруг проявит твёрдость
и навалит новых дел.

и в страницах отстранится
текст, которым долго жил,
и в душе вдруг заискрится:
«Ай-да Сашка! Сукин сын!»

Кто-то ждёт чего-то у окошка…

кто-то ждёт чего-то у окошка,
кто-то выключать боится свет,
у кого-то на душе скребутся кошки
в поисках вопроса на ответ.

грустно утром на чужом балконе.
чашка кофе, сигаретный дым.
тонет чья-то страсть в ритмичном стоне…
и стучит вискарь в висках: «Опять один»…

непрозрачна мудрость мироздания,
не дающего самим нам выбрать путь.
одиночество — несложное задание…
справлюсь потихоньку как-нибудь.

Спасибо вам, предатели-«друзья»…

спасибо вам, предатели-«друзья».
спасибо тем, кто лихо отвернулся.
ведь не упал я — только спотыкнулся,
я не забыл, я только вспомнил, кто я.

спасибо женщинам, оставившим меня:
вы обесточили во мне всё, что болело.
спасибо, что со мной вы были смело,
спасибо, что я с вами был свинья.

спасибо всем, кому я безразличен:
вы приучили к одиночеству меня:
не обнадёживая лестью, не маня,
меня заставили себе стать симпатичным.

спасибо тем, кто помогал мне опуститься:
без вас мне никогда бы не взлететь.
простите все, с кем не успел проститься,
когда вернулся в жизнь, покинув смерть.

спасибо тем, кого любил я безответно,
за то, что вами не был я любим.
спасибо тем, кто побоялся стать своим,
за то, что понял, что судьба не беспросветна.

спасибо всем, кто стал бездушною стеной,
в которой я искал наивно двери.
спасибо вам за то, что я в вас верил.
спасибо всем, кто больше не со мной.

Дождь шумит, не умолкая…

дождь шумит, не умолкая,
но его никто не слышит,
и печаль его стекает
одиночеством по крышам.

и ведь никому не нужен
этот дождик бесконечный,
раздражают его лужи,
как следы стихов о вечном…

так и я, как бедолага,
строчек вязких хороводом
заливаю души влагой,
лью потоком мыслей воду.

и меня никто не слышит,
вой за ветер принимая,
и мой голос тише, тише,
и слова бесследно тают.

но я знаю, что напрасно
тишина меня тревожит:
дождь идёт, идёт бесстрастно…
не идти-то он не может.

Пострадала

— А как я страдала!
— Как?
(А. П. Чехов «Загадочная натура»)

как же я его любила!
без капризов, не дыша!
макаронами кормила
(иногда была лапша!).

восхищалась, вдохновляла
я его на тяжкий труд,
иногда взаймы давала:
гении так много пьют…

что ж в итоге получила
на любовь свою в ответ
я от этого дебила?
не пришёл он на концерт!

не снести мне оскорбления!
боль под сердцем не унять!
нет страшнее преступления!
но ему ведь наплевать!

он, конечно, извинился
за испорченный концерт,
на который не явился,
звал на оперу в ответ…

извивался, как тарантул,
но крепка моя броня!
грош цена его таланту,
если рядом нет меня!

Бриндизи

В час последний жизни этой
всех на пьянку соберу!
Будем квасить до рассвета
перед тем, как я умру.

На востоке солнце брызнет,
по мордам хлестнет лучом,
всех несносней и капризней,
постучится Смерть в мой дом.

«Заходи, пизда тупая!
Не стесняйся, наливай!
Мне прямой билет до рая
бизнес-классом подавай!

Мой багаж — бутылка водки,
вобла, плавленый сырок,
свежая косоворотка
и вчерашний пирожок!

Чо молчишь? Да ты не бойся:
я не трудный пассажир.
За полёт не беспокойся,
облететь успел весь мир!

Побывал я в разных странах,
много разного видал,
много трахал иностранок,
но в раю я не бывал!

Проводницей злобно-лютой
в рай меня сопроводи,
расплачусь с тобой валютой!
Не найду я путь один!

Эй, постой! Куда, кривая?!
Я тебя не отпускал!
Чо ты дерзкая такая?!
Я ведь по тебе скучал!

Без тебя в тоске блаженной
молодость моя прошла,
был на службе я военной,
ты меня там не нашла.

С бандюками-пацанами
скрещивал ножи не раз,
и с ментами временами
жизнь сводила жёстко нас.

Но тебя и там не видел,
страхолюдина с косой.
Может, чем тебя обидел
воздыхатель пьяный твой?

Так не ссы, сейчас исправлю
борзую свою вину:
радость я тебе доставлю
и всю жизнь в тебя воткну!

Будешь сучкою вертеться
на моих шальных годах,
и в твоё вольётся сердце
стон предсмертный на губах!

Охуела? Так по делу:
знала же, за кем пришла!
Выебу тебя умело,
как ебал других шалав!

Всё, прелюдию кончаю.
Раздвигай копыта, блять!
Что ж ты страшная такая?
Как же эту блядь ебать?!.

Смерти дикое зловоние
сковывает мой кураж.
Вот же, блять, судьбы ирония:
не зайти на тот вираж…

Как же быть? Тупую суку
одному не одолеть.
Кто же мне протянет руку —
выебать поможет Смерть?

Тишина вокруг сгустилась,
и гостей не слышен смех…
Смерть устало покривилась:
«Что ж… Еби один за всех»