Метка: Жизненное

ты страшная, как смерть, но озорная.
истошна твоя страсть в моих руках.
ты можешь выбить зуб, в мечтах летая,
ты можешь покалечить впопыхах.

ты стонешь истерично, словно ведьма,
поджаренная на моём.. *** // огне,
и эту еблю стоило воспеть бы,
но чувствую с тобою, как в… раю // тюрьме.

слова застряли в горле, я немею,
сраженный злой твоею красотой.
и вроде заебала, но не смею
расстаться с этой дивною мечтой…

когда-нибудь, тебя возненавидев,
твой смех, и грех, и жопу как орех,
с тобой расстанусь в самом лучшем виде,
поняв, что был с тобой счастливей всех…

спасибо вам, предатели-«друзья».
спасибо тем, кто лихо отвернулся.
ведь не упал я — только спотыкнулся,
я не забыл, я только вспомнил, кто я.

спасибо женщинам, оставившим меня:
вы обесточили во мне всё, что болело.
спасибо, что со мной вы были смело,
спасибо, что я с вами был свинья.

спасибо всем, кому я безразличен:
вы приучили к одиночеству меня:
не обнадёживая лестью, не маня,
меня заставили себе стать симпатичным.

спасибо тем, кто помогал мне опуститься:
без вас мне никогда бы не взлететь.
простите все, с кем не успел проститься,
когда вернулся в жизнь, покинув смерть.

спасибо тем, кого любил я безответно,
за то, что вами не был я любим.
спасибо тем, кто побоялся стать своим,
за то, что понял, что судьба не беспросветна.

спасибо всем, кто стал бездушною стеной,
в которой я искал наивно двери.
спасибо вам за то, что я в вас верил.
спасибо всем, кто больше не со мной.

В час последний жизни этой
всех на пьянку соберу!
Будем квасить до рассвета
перед тем, как я умру.

На востоке солнце брызнет,
по мордам хлестнет лучом,
всех несносней и капризней,
постучится Смерть в мой дом.

«Заходи, пизда тупая!
Не стесняйся, наливай!
Мне прямой билет до рая
бизнес-классом подавай!

Мой багаж — бутылка водки,
вобла, плавленый сырок,
свежая косоворотка
и вчерашний пирожок!

Чо молчишь? Да ты не бойся:
я не трудный пассажир.
За полёт не беспокойся,
облететь успел весь мир!

Побывал я в разных странах,
много разного видал,
много трахал иностранок,
но в раю я не бывал!

Проводницей злобно-лютой
в рай меня сопроводи,
расплачусь с тобой валютой!
Не найду я путь один!

Эй, постой! Куда, кривая?!
Я тебя не отпускал!
Чо ты дерзкая такая?!
Я ведь по тебе скучал!

Без тебя в тоске блаженной
молодость моя прошла,
был на службе я военной,
ты меня там не нашла.

С бандюками-пацанами
скрещивал ножи не раз,
и с ментами временами
жизнь сводила жёстко нас.

Но тебя и там не видел,
страхолюдина с косой.
Может, чем тебя обидел
воздыхатель пьяный твой?

Так не ссы, сейчас исправлю
борзую свою вину:
радость я тебе доставлю
и всю жизнь в тебя воткну!

Будешь сучкою вертеться
на моих шальных годах,
и в твоё вольётся сердце
стон предсмертный на губах!

Охуела? Так по делу:
знала же, за кем пришла!
Выебу тебя умело,
как ебал других шалав!

Всё, прелюдию кончаю.
Раздвигай копыта, блять!
Что ж ты страшная такая?
Как же эту блядь ебать?!.

Смерти дикое зловоние
сковывает мой кураж.
Вот же, блять, судьбы ирония:
не зайти на тот вираж…

Как же быть? Тупую суку
одному не одолеть.
Кто же мне протянет руку —
выебать поможет Смерть?

Тишина вокруг сгустилась,
и гостей не слышен смех…
Смерть устало покривилась:
«Что ж… Еби один за всех»

зерно, залитое водой,
я съела утром с лебедой,
а после, на закате дня,
распёрло от него меня.

худела искренне три ночи,
таблетки мощные пила,
опали щёки, сникли очи,
я трое суток не спала.

три дня назад я по привычке
вошла в удушливый вагон
своей любимой электрички
и обомлела: это — он!

весёлый, смелый, сексапильный,
он на меня посмел взглянуть
с улыбкой, несколько дебильной,
глазами скушал мою грудь.

потом на жопу оглянулся
и жеребцом гнедым заржал.
и за окошком покачнулся
от смеха этого вокзал.

его в душе пославши на хуй
я проревела целый день.
пизды б вломить ему с размаху!
козлина! гребанный олень!

назло насмешнику я стала
свою фигуру истязать,
себе поблажек не давала,
три дня не жрала, твою мать!

я похудела очень резко,
достигнута страданий цель!
а он сказал с ухмылкой мерзкой:
«Худая кляча — не газель»…

без приглашения в чужую жизнь не лезь.
в твою же жизнь, заметь, никто не лезет.
ты думаешь, что можешь быть полезен,
что ты волшебный, не такой какой-то весь.

и ты, мечтая встретить не такую,
каких всегда до этого встречал,
за хвост павлиний принимаешь тую
и забываешь, что кругом полно зеркал.

и вот ты видишь неожиданно подругу
(конечно, не в реале, а в сети),
и красотой она слывет на всю округу
(ну хоть теперь тебе должно с ней повезти!).

ты пишешь: «Как дела?» — она: «Порядок.
Как выходные?» — отвечаешь: «Удались!»
и, выпадая в семантический осадок,
вдруг получаешь: «Сам, блять, сука, удались!»

манит меня Маня посидеть
за бокалом водки или с кружкой пива,
от неё успел я облысеть:
до чего ж она нелепа и красива!

Маню манят в подворотню кобели,
и не может Маня верной мне остаться,
а вчера мне обоссала «Жигули»
и опять пошла на улицу… смеяться.

мне обидно, но готовлю ей еду:
прибежит на задних лапах — жрать захочет.
я давно бы утопил её в пруду,
но стесняюсь превышения полномочий.

я любил её, ласкал её — и что?
мне судьба опять преподнесла науку:
никогда я не прощу себя за то,
что завёл себе не кобеля, а суку…

Стою на полустаночке,
бухая спозараночку,
на морду макияжу наложив.
А поезда проносятся,
И пассажиры косятся,
Ну что это такое, блять, за жизнь?
Да что ж это такое, блять, за жизнь…

бухала я по-черному,
орала «Очи черные!»
под утро завалилась отдыхать,
но прозвонил будильник в пять,
и вот мне, блять, опять вставать,
опять пахать, а вечером бухать.
Да что ж за беспросветность, твою мать!

Гляжу: идёт автобус мой,
а я в говно — хочу домой,
но на работе плотют трудодни.
И вынуждена в каске я
На горных лыжах в пляску, бля.
О, где ж моей весны златые дни?
Куда же подевалися оне?

любви небесной талисман
в глуши рассудочной резвится,
не зная, как остановиться,
он рьяно от восторга пьян.

он серебристой тишиной
любуется, как сумасшедший,
и в пасторали снизошедшей
он обеспечен сам собой.

его сомнений кавалькада
насмешек вызывает всплеск,
и одиночества гротеск —
его достойная награда.

он потускнеет от обид
и перестанет улыбаться:
ведь быть сложнее, чем казаться,
тем более, когда убит.

я долго с ним дружил, мы пили
прозеко, водку и вино,
и пиво литрами глушили,
пока не вышел он в окно.

я проводил его в туманы,
улыбкой всё ему простил:
мы все живём, пока мы пьяны,
пока нас разум не накрыл…

однажды ночью он явился,
спросил: «Скучаешь или чо?» —
и через левое плечо
устало как-то покосился.

мы засмеялись, обнялись,
бутылку водки раздавили,
и, захмелев, постановили:
«За жизнь! И всё конём ебись…»

мелькает мальчик одинокий
в Фейсбуке сине-«голубом»:
у каждого свои заскоки,
а у него — крутой альбом.

он лайкает чужие фотки,
подмигивает и тупит,
рассматривает чьи-то шмотки,
жратву, само собой, постит.

в друзья кого-то добавляет,
кого-то удаляет нах,
и про него никто не знает,
что он в долгах весь как в шелках.

он задолжал три тыщи другу,
он мамин пропустил звонок,
он перетрахал всю округу,
но стать единственным не смог.

он ждёт субботы, чтоб нажраться,
чтобы оторваться, как свинья,
чтоб снова с кем-то поебаться,
а то ведь жизнь пройдёт зазря!

он обаятелен по моде,
почти всегда полураздет,
и на его смазливой морде
всегда написано: «Привет!»

когда обдолбан и накурен,
он недоволен сам собой,
но он не может жить без «дури»,
ведь только в «дури» есть покой.

и вот опять ему не спится:
хороший, видно, порошок…
но между нами нет границы:
я точно так же — одинок…