Рубрика: Стихи

как инородная артистка,
прической сцену подметёшь
и с откровенностью нудистской
ты ложь сорвёшь с довольных рож.

потом сорвешь оваций бурю,
потом живых цветов курган,
потом рецензий море дури,
потом восторгов океан.

но через много лет услышишь
и ты последний свой звонок,
сойдешь в тираж, сойдя с афиши:
ведь мир театра так жесток.

в своей никчёмности устанешь
к глазам прикладывать платок,
саму себя же не обманешь:
без сцены ты для них никто.

и анекдоты идиотов
наполнишь сочною лозой,
и желторотых обормотов
сразишь улыбкой как слезой,

и в славе, подлинно народной,
вне ханжества, вне чепухи,
от лицемерия свободной
Ахматовой прочтёшь стихи,

и вспомнишь Мулины манеры,
нервировавшие звезду:
«Идите в жопу, пионЭры!
А Вы, вожатая, — ФПИСДУ!»

пусть дурью кажутся другим твои проблемы,
пусть беспросветностью сочится слов смола,
ты, не выдумывая, выбираешь темы
и часто путаешь, где БЫЛ, а где БЫЛА.

размер в стихах, как в сексе, очень важен,
его ни обмануть, ни обхитрить,
но если болью стих обезображен,
размер словами можно нарастить

и с наслаждением опять продолжишь пытку,
смычок твой приласкает канифоль,
используешь последнюю попытку,
влюбившись в одиночество как в роль.

не извинившись, усмехнёшься криво,
поплачешь, притворившись старым пнём,
и распугаешь всех продрогших у обрыва
своих израненных раскаяний огнём.

и вдруг, казнив отсутствием таланта,
тебя простит церквей уставших звон,
и честностью чистейшего брильянта
тебя утешит в тишине покой икон.

как лист опавший с дерева земного,
дышать уставший пустотою слова,
прильнувший к тишине чужих обид,
он наслаждался умиранием навзрыд.

он жизнью всех своею обжигал,
непрошеным огнём всегда сгорал,
он жаром сердца расплавлял металл,
но теплоты ему взамен никто не дал.

он каталог своих составит бед,
он сам себе за всех ответит «Нет»
и, обескоженный, он громко промолчит,
он сам затушит пламя у свечи.

и подметет судьба своей метлой
ушедшего до срока на покой,
погонит сквозь неверия тоску,
поможет дуло приложить к виску,

и напоследок запретит ему стонать,
чтоб никому уже не смог он помешать,
но он успеет всё равно сложить стишок:
«Меня не стало. Вот и хорошо»