Миг

Из Святослава Вакарчука

Капли крови на пустом конверте
скажут то, что не написано в письме,
на пороге своей мужественной смерти
ты к себе вернешься по весне.

Умирая в искореженной пустыне,
ты увидишь снова отчий дом,
где все ждут тебя, и каша стынет,
и отец тебе читает перед сном.

Первую любовь свою увидишь,
улыбнешься ей, она тебя простит,
и теперь её ты точно не покинешь:
только то, что любим, не болит.

Лишь теперь ты написать захочешь
то, чего при жизни не сказал,
на пороге бездыханной ночи
станешь тем, кем Бог тебя создал.

И душа умоется слезами,
и в последний раз блеснет рассвет,
и в свинце под сердцем вспыхнет пламя,
и почувствуешь, что смерти больше нет…

В безмолвия подлунном серебре…

в безмолвия подлунном серебре,
в безверии пустого рифмоплётства
обезображенность как присказка уродства
нас, унижая, делает добрей.

в недосягаемости — искренность желаний,
в отверженности — истинность идей,
в жестокости отчаянных признаний —
капризы избалованных детей.

из пёстрых пазлов собирая Лего,
прощаясь с не простившими тебя,
ты честностью своей себя губя,
другим оставишь деньги, секс и эго.

через смирение приблизишься к Пути,
через падение приблизишься к высотам,
в самозабвении ты угадаешь, кто ты,
в самоутрате сможешь вновь себя найти.

когда безжалостной пустыни тишина
тебе откажет в покаянии без срока,
услышишь ты пророчество пророка:
лишь в недоверии к себе твоя вина.

Виктору Пелевину

манит меня Маня посидеть
за бокалом водки или с кружкой пива,
от неё успел я облысеть:
до чего ж она нелепа и красива!

Маню манят в подворотню кобели,
и не может Маня верной мне остаться,
а вчера мне обоссала «Жигули»
и опять пошла на улицу… смеяться.

мне обидно, но готовлю ей еду:
прибежит на задних лапах — жрать захочет.
я давно бы утопил её в пруду,
но стесняюсь превышения полномочий.

я любил её, ласкал её — и что?
мне судьба опять преподнесла науку:
никогда я не прощу себя за то,
что завёл себе не кобеля, а суку…

Погасли фонари, и в розовом плену…

погасли фонари, и в розовом плену
бледнеет небо, насыщаясь цветом,
и, принимая на себя вину,
себя стесняется Луна перед рассветом.

и опоясанный церквей окольным смыслом,
спасая от себя их пряный стон,
из корня прожитого извлекая числа,
он сам идёт к Вселенной на поклон.

он смотрится с улыбкой в эту Пропасть,
и Пропасть улыбается в ответ:
для них, друг друга знающих, не новость,
что без полета в бесконечность жизни нет.

и разбавляя тишину хмельным весельем,
без пропуска минуя все посты,
безоблачно-безумным новосельем
он разрушает за собою все мосты.

без сладострастия немеют звуки веры,
без поражения не сладостен уют,
без оскорбления не ценятся манеры,
без страха никогда не предают.

и успокоится он снова банкой пива,
и снова отвернувшихся простит,
и снова жизнь окажется красивой,
ведь только то, что любим, не болит.

Я в тишину закутаюсь, как в плед…

я в тишину закутаюсь, как в плед,
себя я научусь любить без меры.
на все вопросы отвечая «Нет»,
я снова наплюю на все манеры.

и мне взаимностью ответит Млечный Путь,
и негатив его веснушек брызнет градом,
и, улыбнувшись наугад кому-нибудь,
кого-нибудь я поцелую взглядом.

и я не стану никого просить простить:
обиженные сами виноваты.
мне проще позабыть и отпустить.
а не уйдёт — так по башке лопатой.

Актриса

и есть никто, и звать никем:
молекула изящной плоти
во всех ролях — царица всем,
и мать, и мачеха, и тётя.

ты не тревожишь никого,
тебя чтоб потревожил кто-то,
и вечно плачешь оттого,
что видеть суть — твоя работа.

ты закрываешься от всех,
себя на сцене выставляя,
другим ты даришь звонкий смех,
себе лишь тишины желая.

и в пустоту твоё окно
который год на мир слезится…
и в дверь не постучит никто,
и даже секс тебе лишь снится…

и вдруг услышав: «Дорогая!
Ведь я всю жизнь тебя искал!», —
в ответ шепнёшь: «Я знаю, знаю…
Но хрен меня ты угадал…»

Ты не спеши меня признать своим…

ты не спеши меня признать своим:
я сам не свой, как ветер-недотрога,
и честен лишь в безмолвии нестрогом,
и верен только тем, кем был любим

ты не груби, поддавшись на упрёк,
не жаль меня, на жалость не поддавшись,
случится так, что мною оказавшись,
ты вдруг поймешь, что пережил свой срок.

ты не тоскуй, меня в себе утратив,
и не блефуй, как незадачливый игрок:
мы, не усвоив драгоценнейший урок,
успеем на своих поминок пати.

никто не проживет нас вместо нас,
не осознав безмерность нашей дури,
но — стоп: в безоблачной лазури
Тот, Кто нас любит, только Тот, Кто Спас,

посмеет нас кивком прогнать из храма,
позволит болью дерзость проучить,
и, улыбаясь, отрезвляя, огорчить:
ведь только Он — недосягаемее равных.

Стою на полустаночке…

Стою на полустаночке,
бухая спозараночку,
на морду макияжу наложив.
А поезда проносятся,
И пассажиры косятся,
Ну что это такое, блять, за жизнь?
Да что ж это такое, блять, за жизнь…

бухала я по-черному,
орала «Очи черные!»
под утро завалилась отдыхать,
но прозвонил будильник в пять,
и вот мне, блять, опять вставать,
опять пахать, а вечером бухать.
Да что ж за беспросветность, твою мать!

Гляжу: идёт автобус мой,
а я в говно — хочу домой,
но на работе плотют трудодни.
И вынуждена в каске я
На горных лыжах в пляску, бля.
О, где ж моей весны златые дни?
Куда же подевалися оне?

Проснулся, улыбнулся и ослеп…

проснулся, улыбнулся и ослеп
от темноты беззвучия пустого,
и превратился мир в унылый склеп,
где нет друзей, любви, живого слова.

на расстоянии бессмысленность смешней.
я отойду подальше, но не вскрикну.
я обесточенным к Нему в чертог проникну
и встану потихоньку у дверей.

я слишком жизнь люблю, чтоб быть в ней лишним,
но я себя теперь остановлю.
я не хочу быть больше никудышным.
вот только денег на поминки накоплю.

Как выжить в мире, где одни угрозы?..

как выжить в мире, где одни угрозы?
как сохранить беспечности печать
когда ни искренность не ценится, ни слёзы,
когда любовь нельзя бесплатно получать?

как не свернуться в колобок, как не свихнуться,
когда от голода гудит в висках набат?
как можно тишиной не поперхнуться,
когда лишь лютый ветер тебе брат?

как пережить беспомощность, немея,
как отплатить тому, кто помогал,
как улыбаться, денег не имея,
как жизнь свою раскрасить в мадригал?

на все вопросы ласковой улыбкой
мне продиктует пустота простой ответ:
«Вся жизнь твоя была сплошной ошибкой.
Угомонись уже: тебя давно там нет…»