Метка: Лирическое

я засыпаю на закате:
без солнца мне дышать неловко
и то, что знаю о распятии, —
как штык у вены от винтовки.

меня наутро будят птицы,
рассказывая мне о чуде,
когда в пронзительных зарницах
собой становятся все люди,

когда без масок и футляров
они любовью к жизни дышат,
когда без едких циркуляров,
без лишних слов друг друга слышат,

когда ты, глупо оступившись,
вдруг чувствуешь поддержку друга,
когда, с тобой всего лишившись,
тебе верна твоя подруга…

поверив в сказки этой силу,
я жизнь перепишу сначала,
я изменю всё то, что было,
всё то, что фальшью прозвучало,

и улыбнусь от счастья небу
за всех, с кем жизнь подобна Раю,
за тех, с кем был, за тех, с кем не был,
за тех, кто жил, не умирая…

днюха. принято грустить.
год прошёл. обнять, и плакать,
и забыть, забить, запить,
депресснув в ответ на слякоть.

я напьюсь и нацелуюсь,
позвездю немножко я,
в комплиментах налюбуюсь
иронично на себя.

выйду в ночь из ресторана,
закурю и помолчу:
рыхлым роем тараканы
мозг сверлят бородачу.

сорок пятый — год победы.
справлюсь ли я сам с собой?
если не сломили беды,
вряд ли сокрушит покой.

сколько мне пути осталось?
может быть, совсем чуть-чуть.
наточила жало жалость,
но грустить я не хочу.

с каждым годом шума меньше,
с каждым годом цели круче,
и всё больше рядом женщин,
и всё меньше злобных сучек.

пусть я где-то оступился,
пусть долги рябят в глазах,
но уж если я родился,
глупо жать на тормоза.

значит, надо просто верить
в то, что будет всё путём.
жизнь — не повод для истерик:
живы будем — не помрём.

мир полон радости и счастья,
любовью дышит небосклон,
и пульс в распахнутом запястье
как вечной жизни камертон.

я перестал бояться смерти,
но перед жизнью оробел:
своей судьбой в простом конверте
распорядиться не сумел.

я глупо жил, но не напрасно,
и с прожитым наперевес
я понял: умирать опасно,
не достучавшись до небес…

под шум дождя я выключу будильник,
овсянку заварю, попью воды,
а после душа — сразу в холодильник
проверить, не осталось ли еды.

потом гантели, штанга, сигарета,
эспрессо, песня группы «Ленинград»,
работа, перерыв, пюре с котлетой
и переписка с теми, кто мне рад.

потом — слова в мозаике значений,
издержки невъебенности моей,
сомнения в которой нет ни тени,
в тени которой жизнь моя светлей.

а перед сном молитва, и смирение,
и благодарность за прошедший день,
и от усталости полуживое чтение,
и от свечи мерцающая тень…

и тишина, которой околдован,
безмолвием которой оглушён.
и мне не разорвать её оковы,
я с ней одной, похоже, обручён…

и беспросветность просветления как серость,
которой осень нас готовит к холодам,
напомнит мне, как мне любви хотелось,
когда в любовь я перестану верить сам.

какое счастье быть собой любимым!
не прогибаться, не заискивать, не лгать,
и недовольных просто на хуй посылать,
и только Небесами быть хранимым!

какое счастье быть всегда самим собой!
писать стихи, работать, увлекаться
и с кем-нибудь случайно по… встречаться
без обязательств и с холодной головой!

какое счастье быть влюблённым в каждый миг,
которым награждён я от рождения!
ведь жизнь — одна! и в радостном смирении
я счастлив тем, что жизнь любить привык!

год прошёл, как я уехал,
отпустив себя на волю,
без причины, и без смеха
посмотреть на звёзды в поле.

просто пересёк границу
без желания вернуться
в город, где я смог родиться,
в город, где не смог загнуться.

много думал, много понял,
жизнь пересмотрел с начала.
был собою недоволен,
ждал чего-то у причала…

долго маялся без дела,
дурака валял, как дятел,
а душа любви хотела,
тела и тепла в кровати.

пошалил я, поигрался…
как мальчишка-переросток,
без оглядки я влюблялся:
я не мог иначе просто.

трижды чуть ли не женился
(до сих пор себе не верю!),
но потом… потом смирился
я с ненужностью своею.

все, с кем быть хотелось рядом,
потихоньку ускользнули:
нарушал я их порядок,
разрываясь в сердце пулей.

я, конечно, не подарок…
мастерить люблю руками,
баню с крепким жгучим паром,
признаюсь в любви стихами,

плаванье люблю и книги,
театр, музыку и горы,
не люблю играть в интриги
и про Крым пустые споры,

солнце я люблю и ясность,
искренность и мясо с кровью,
честность, чистоту и страстность,
офигительно готовлю.

бокс и секс люблю безумно,
ночью в озере купаться,
потрепаться остроумно,
без причины улыбаться,

я не выношу спиртного
и неплохо сохранился…
кто же вынесет такого?!
в общем, я угомонился.

перестал я веселиться,
дописал роман и пьесу,
чаще Богу стал молиться
и бродить один по лесу.

научился сам справляться
с болью, с голодом и с прошлым.
план составил диссертации,
полюбил себя обросшим.

выступил на фестивале,
хоть не сольно, но заметно.
обустроился в подвале,
подкачался так конкретно.

и пусть денег я не нажил,
и пусть нечем мне гордиться,
и пусть быт мой не налажен:
я — преодолел границы.

я шут, я арлекин, я просто смех.
смеяться над собой дано не всем.
я над собой смеюсь один за всех,
и для меня запретных нету тем.

я смехом утоляю жажду жить,
без страха жить немногим по плечу:
и наказать меня нельзя, нельзя казнить:
ведь слишком весело со мною палачу.

я превращу беспомощность в садизм,
предательство — в любовную мечту.
свободу — в глупость, дерзость — в онанизм,
комфорт, достаток, сытость — в пустоту.

но сам я эту роль не выбирал:
мне с этой ролью просто повезло.
и жесткость металлических забрал
крошится о любви моей стекло.

трудней всего в несчастье улыбнуться,
но выбор пал: я не могу иначе.
и шуткам все моим вокруг смеются,
но кто со мной моим слезам поплачет?..

журчит фонтан хрустальным серебром,
и сумерки прохладой нежной дышат,
далёкого веселья шум не слышен,
как будто прожитым весь космос оглушён.

просторно во Вселенной одному:
никто не согревает, не мешает…
одно лишь Солнце нежно утешает
и прячет от меня мою Луну.

природы маленькой частицей я отцвёл
без поражений, без побед, влюблённый в небо…
прикованный к себе, собой я не был:
от этой пытки Бог меня отвёл.

и мой весёлый театральный склад ума
играл со мной всегда, как кот с мышонком;
и, перезрев, я снова стал ребёнком
и завершил с самим собой роман.

я отпустил себя на волю без причины,
не возлюбив, не оскорбившись, не предав.
я не стыжусь того, в чём был неправ:
мужчина прав всегда по праву быть мужчиной.

лес ночной почти не дышит,
лишь порог реки шумит,
горы спят под звёздной крышей,
нежно шелестит самшит.

растворяясь в вязкой сказке
вязью строчек, чувств и лет,
по божественной подсказке
нахожу на жизнь ответ.

и снимаются вопросы,
и стихов немеет шум,
и становится всё просто
в многотомных текстах сумм.

и украдкой для порядка
снова раны осмотрю:
где-то в сердце неполадка,
и душа зовёт зарю,

мышцы ноют от простоя,
сам горю, но не согрет,
и не льётся в рот спиртное,
тает дым от сигарет…

листья влажные целует
на рассвете свежесть дня…
к жизни смерть меня ревнует…
значит, влюблена в меня…

Спустя семь минут после окончания мистерии «Один-за-всех».

спят усталые игрушки,
на окне свеча горит.
по квартирам, как в ракушках,
человечество сопит.

в полнолуние раздумий
пелена туманит сон.
труд закончен, словно умер,
словно кем-то отлучён.

пустота погасит гордость
тем, что написать сумел,
слабость вдруг проявит твёрдость
и навалит новых дел.

и в страницах отстранится
текст, которым долго жил,
и в душе вдруг заискрится:
«Ай-да Сашка! Сукин сын!»